Ногти - Страница 8

Ночью нас разбудили пришельцы, несколько человек. Когда они зажгли свечу, я увидел, что хозяева подвала — немолодые или преждевременно состарившиеся люди. Среди них находилась женщина, но она мало чем отличалась от своих кавалеров.

Они действительно были все на одно лицо. Так похожи между собой бывали только дауны. Странные люди не разозлились и не обрадовались нашему появлению. Мне показалось, что они не до конца поверили в наше присутствие. Их сознание находилось где-то далеко и оттуда изредка руководило телом; в поведении и в полусонном отношении к жизни чувствовалась немыслимая умственная запредельность. Рано утром они поднялись и ушли, тихо переговариваясь на своем курлыкающем голубином языке. Вечером их число уменьшилось на одного, и голоса зазвучали печальнее.

Мне хотелось насыпать им хлебных крошек, как птицам. Бахатов отнес страдальцам полкулька пряников. Пряники они взяли, а его не заметили, точно глаза их потеряли оптическую способность различать человека. Да и в самих обликах существ жила глубокая ископаемость и древность.

В тот же вечер в наш подвал заглянул кто-то главный. Он еще с улицы крикнул: «А ну, пошли отсюда, козлы вонючие!»

Пинками он поднял прилегшее стадо человекозавров, и они безропотно встали. Я был уверен, что в головах ископаемых не было и тени мысли, что гнал их из подвального оазиса человек. Кричащий и дерущийся, он определялся, наверное, как метеорологическое бедствие.

Он уставился на меня и Бахатова и сказал, с веселой ноткой: «А вы, два котяха, чего расселись? Особое приглашение нужно?»

Я тоже улыбнулся, голосом успокоил Бахатова, сунувшегося было с пряником к незнакомцу. Он казался самым обыкновенным, с плутоватым лицом, как у сказочного солдата. Меня он сразу окрестил Карпом, Бахатова — Рылом, а себя назвал дядей Лешей.

Я начал рассказывать ему о наших злоключениях, стараясь преподать все случившееся в ироническом ключе. Я усвоил это нехитрое правило с глубокого детства. Если подо мной меняли обмаранную постель, я не хныкал, а деловито вздыхал: «Не обессудь, сестричка, обосрался», — и медсестра, посмеиваясь, а не ворча, продолжала работу. Мужик тоже слушал и посмеивался. Я дошел до момента, когда выхватывал у парня, лупившего Бахатова, резиновую палку, и для наглядности подхватил с пола какую-то трубу, но, естественно, не порвал, а согнул ее.

Дядя Леша даже привстал, повертел согнутую железяку и поощрительно сказал: «Молодцы, ребята, киоск бомбанули».

Узнав, что мы ничем не воспользовались, дядя Леша просто руками развел. Я еще сказал, что в киоске осталась наша инструкция по питанию. Дядя Леша прямо из себя вышел.

«Да что же это такое в мире творится! — он возбужденно мерил подвал большими шагами. — Сирот грабят!»

Потом жалостливо спросил: «Как вы теперь жить будете, если не знаете, что кушать?»

Это прозвучало так тревожно. Мы даже забыли, что не умерли от голода, а нормально питались.

«Что делать, что делать? — задумывался вслух дядя Леша. — А может найти этот киоск проклятый да потребовать от них: возвращайте, мол, наше, сиротское…»

Дядя Леша лукаво и бодро посмотрел на нас: «Заметано, ребята, идем искать киоск!»

На всякий случай дядя Леша принес короткий ломик, пояснив: «Вдруг в киоске никого не будет, а мы что же, даром приперлись».

Действительно, куда бы мы ни приходили, везде никого не было. Я не помнил точного местонахождения киоска, и дядя Леша предложил искать наугад, причем настаивал, что лучше искать ночью. Он придерживался одной неизменной схемы: устанавливал Бахатова неподалеку от киоска со словами: «Если кого увидишь, со всех ног к нам».

Я должен был открывать дверь, а бумажку искал дядя Леша. Меня смущал только один момент, что дверь приходилось взламывать.

«Давай, Карп, давай, — шепотом увещевал дядя Леша, — они, куркули, себе новую сделают…»

Я брался за висячий замок и выворачивал его, пока не лопались петли.

«Руки у тебя, Карп, золотые, дал же Бог», — бормотал дядя Леша и проскальзывал в киоск. Там он возился минут десять, вываливался нагруженный, мы относили добычу в наш подвал. За ночь мы обошли пять киосков, но бумажки не нашли. Дядя Леша дал нам денег и еды, пообещав следующей ночью зайти за нами, чтобы возобновить поиски.

Целый день мы гуляли, объедаясь мороженым, катались в парке на каруселях, опробовали все игровые автоматы. За вознаграждение город становился добрым, веселым и гостеприимным. А вечером пришел дядя Леша, и мы отправились в ночной рейд.

Дядя Леша был в прекрасном настроении, он переименовал Бахатова из «Рыла» в «Бахатыча» и вообще вел себя, как настоящий родственник. Признаться, дядя Леша несколько озадачил меня тем, что вместо киоска он указал на магазин. В нем-то мы точно не забывали нашей бумажки. Дядя Леша без труда переубедил меня, что ее могли спрятать в этом магазине.

Мы подкрались с черного хода. Дядя Леша сказал, что там нет сигнализации. Я очень мягко открыл ломиком дверь, она вывалилась из трухлявой стены, и замки остались целыми. Бахатов остался на входе, а я и дядя Леша зашли внутрь.

Дядя Леша первым делом кинулся к агрегату, похожему одновременно на печатную и счетную машинку, выломал ножом у него дно, выбрал содержимое, и мы пробрались по коридорчику к какой-то двери.

«Давай, родимый», — сказал он.

Дверь выглядела хлипкой, я просто толкнул ее плечом. Комната, куда мы попали, напомнила мне кабинет Игната Борисовича: такой же большой стол и телефон, был телевизор, в углу стоял сейф, но не большой и двухэтажный, а простой.